ПОРТРЕТ ХУАНА ДЕ ПАРЕХИ. 1649—1650. Веласкес 11599—16601. Нью-Йорк. Музей Метрополитен

ПОРТРЕТ ХУАНА ДЕ ПАРЕХИ. 1649—1650. Веласкес 11599—16601. Нью-Йорк. Музей Метрополитен В 1649 году, когда Диего Веласкес вторично при­езжал в Италию, куда его для пополнения двор­цовой коллекции направил король Испании Фи­липп IV, художник был принят ценителями жи­вописи как великий мастер. Живописцы искали его советов, а меценаты, и в их числе римский папа Иннокентий X, хотели быть запечатленны­ми кистью «художника истины», который, нахо­дясь на службе у короля, ни разу не поступился своей внутренней свободой и не сказал в искус­стве ни слова лжи. Портретируя королевскую семью, он не боялся в их надменных лицах запечатлеть признаки мо­рального и умственного убожества. В образах же людей, низведенных до последней ступени уни­жения, в портретах придворных шутов, Веласкес открыл целый мир высокой человечности и ду­ховности, сумел передать глубокую печаль, тая­щуюся в глазах обездоленных существ. Любовь Веласкеса к простым людям родилась в самый ранний период его творчества, когда он, еще совсем юным, брал уроки у севильского жи­вописца и теоретика искусства Пачеко. В 1617—1620 годах он писал жанровые сцены — бодегонес, в которых и сегодня перед зрителем оживают простые испанские парни, пожилые андалузки, седобородые старцы и невзрачные, но полные жизни и лукавства босоногие мальчишки. Свои симпатии к народу Веласкес хранил всю жизнь; недаром же он окончил свой творческий и жизненный путь картиной «Пряхи». Портрет Хуана де Парехи, ученика и слуги Ве­ласкеса, был написан в Риме в 1649—1650 годах, в те редкие часы, когда, освободившись от офи­циальных поручений короля, живописец принад­лежал своему искусству. Этим полотном откры­вается целая галерея портретов, отразивших вы­сочайший взлет гения Веласкеса. Портрет Хуана де Парехи, как и большинство портретов, созданных в 50-е годы, отличается глубиной в раскрытии характера и душевного склада личности. Спокойно и просто, с большим чувством собственного достоинства смотрит на зрителя скуластый человек с крупными, почти негритянскими губами и с ШИРОКИМ но­сом метиса. Его небольшие карие глаза полны энергии. Слегка удлиненное смуглое лицо обрамляет шап­ка непокорно вьющихся волос. Их темная моно­литная масса позволяет оценить великолепное письмо лица. Правая скула, щека, висок и часть шеи окутаны тенью. Темный фон, одежда и во­лосы подчеркивают теплое пятно липа и выделя­ют его как центр композиции. Портрет задуман так, что зритель неизменно, вновь и вновь воз­вращается к липу и сосредоточивается на карих глазах, написанных с удивительной живостью. Блики, поставленные на радужной дужке, у самого зрачка, делают взгляд открытым и реши­тельным. Рассматривая лицо, мы наслаждаемся легким и точным узором сменяющих друг друга холодных тонов в свету и теплых теней, отмечаем, как све­тится в подмалевке горячая охра, проступающая на скулах, в углах рта и загоревшаяся в тени на мочке уха. Возвышая свою модель, Веласкес избирает низ­кий горизонт и смотрит на Хуана де Пареху сни­зу вверх. Этот ракурс позволяет раскрыть ниж­ние поверхности надбровных дуг, крыльев носа, верхней губы; делает образ еще более гордели­вым. В линии сомкнутых губ живет энергия цель­ной и сильной личности. Правым плечом Хуан де Пареха повернут к зри­телю, а левое плечо, накрытое плащом, уходит в глубь композиции. Полуфигура развернута влево, в то время как го­лова модели повернута вправо и лицо обращено к зрителю. Сочетание этих противоположно на­правленных, но взаимодополняющих движений создает динамику на первый взгляд совершенно спокойной композиции. Точно найденная поста­новка модели, направление плеч и согнутой в локте правой руки, кисть которой написана в перспективном сокращении, — все служит соз­данию пространственной достоверности по­лотна. Под воздействием живописи Тициана и Рубенса, с которым Веласкес встречался в 1628 году при дворе Филиппа IV, художник очень высветлил свою некогда темную палитру. Тени на портре­тах 50-х годов стали прозрачней, насытились све­том и воздухом, а переходы одного тона в другой обогатились тончайшей градацией сочетаний. В портрете Хуана де Парехи мягкий серебристый свет обволакивает фигуру, погружает ее в световоздушное пространство, созданное тонким спла­вом коричневато-зеленых и серебристо-голубых тонов, из-под которых просвечивает крупнозер­нистый, тонированный красной охрой холст и теп­лый подмалевок, прекрасно оттеняющий жем­чужный блеск холодных красок верхнего слоя. Усовершенствуя технику масляной живописи на холсте, Веласкес основные формы изображения лепил, как правило, в подмалевке, пользуясь по­лулессировками и лессировками и работая иск­лючительно в одном тоне. Нижний красочный слой получался монохромным, но задавал буду­щему портрету тональное единство. После того как была вылеплена основа и намечены все дета­ли, Веласкес точной кистью, иногда в один сеанс, заканчивал моделировку формы, насыщая порт­рет цветом, расставляя блики и углубляя тени. В портрете Парехи, решив вначале большие то­нальные отношения, насладившись изысканней­шими переходами серо-голубых оттенков, Велас­кес вслед за тем стремительно безошибочной ру­кой мастера зажег блики на глазах, веках и гу­бах, наметил суставы пальцев на затененной ки­сти правой руки, отметил сгиб локтя и вновь вер­нулся к лицу. Еще раз проверив точность каждо­го мазка, он вдруг «обрушил» всю силу света, заигравшего мягкими лиловыми оттенками, на роскошный воротник модели. И сегодня в застывших бороздках красочного слоя, оставшихся от щетинистой поверхности кисти, нам видится не­истовство мастера, его художнический темпера­мент и страсть, так поражавшие его учеников и последователей. «Все перед ним и мелко, и бледно, и ничтожно. Этот человек работал не красками и кистями, а нервами», — писал русский художник И. Н. Крам­ской, почтительно склоняясь перед гением Веласкеса. Автор - М. В. АЛПАТОВ 18.08.2006