ГЕОРГИЙ-ЗМЕЕБОРЕЦ. НОВГОРОДСКАЯ ИКОНА. XIV в. ГЕОРГИЙ-ЗМЕЕБОРЕЦ. НОВГОРОДСКАЯ ИКОНА. XIV в.

ГЕОРГИЙ-ЗМЕЕБОРЕЦ. НОВГОРОДСКАЯ ИКОНА. XIV в. ГЕОРГИЙ-ЗМЕЕБОРЕЦ. НОВГОРОДСКАЯ ИКОНА. XIV в. Среди бесчисленного сонма христианских святых, чтимых в средневековой Руси, одним из самых популярных был Георгий, согласно легенде му­жественный и доблестный витязь, защитник сла­бых, небесный покровитель воинства. Ему посвя­щались многочисленные храмы, его именем, по-русски звучащим Юрий, охотно крестили детей, о нем слагались песни, которые пели на торжи­щах слепцы, рассказывая о подвигах «Егория Храброго». Особенно излюбленным в народе было сказание о том, как Георгий спас от смерти царевну, убив страшного змея, на жертву которому она была об­речена. В этой легенде преломился старый ан­тичный миф о Персее и Андромеде. Русские же люди узнавали в змееборце Георгии родного бра­та своего богатыря Добрыни Никитича, тоже по­бедившего Змея Горыныча и освободившего пле­ненных им людей. Понятно поэтому, почему сохранилось так много икон, изображающих Георгия в битве с драко­ном. Это один из самых излюбленных сюжетов: идеальный образ смелого воина был жизненно близок людям той суровой эпохи. На иконе XIV века Георгий, стройный, изящный юноша, скачет на белоснежном коне. Под ногами коня вьется крылатое чудовище. Длинным копь­ем Георгий пронзает голову дракона. Во всем этом изображении нет ничего от строгой и торжественной неподвижности, подобающей священному образу. Изысканная узорчатость ри­сунка, мажорная звучность цвета, живая дина­мика в движении всадника создают ощущение сказочности, той поэтической фантастичности, которая неотъемлемо присуща народному твор­честву. Композиция иконы условна. И конь, и седок, и змей изображены в профиль, силуэтами: они как бы распластались на отвлеченном фоне, устраняя всякую мысль о трехмерном пространстве, ухо­дящем в глубину. Но эта плоскостность не создает ощущения сверхчувственной отвлеченности. Характерно, что обычный в иконах золотой фон, как бы символи­зирующий некую божественную бездонность, за­менен здесь звучной красной киноварью, что при­дает иконе почти материальную вещественность. На этом ликующем красном фоне особенно эф­фектно смотрится скачущий витязь. Конь Георгия, как подобает сказочному коню, обладает какой-то особой гибкостью движений. Упругая динамика рисунка его выгнутой шеи, тонких, изображенных в скачущем галопе ног, золотой сбруи подчинена безошибочно точному ритму. Ритм этот усилен извивающимся силуэтом чудовища, легким наклоном условных горок, будто вторящих горделиво-победному скоку ге­роя. Сам Георгий прекрасен в необычайно легкой, по­чти танцующей грации. Белый конь высоко подымает его тонкую фигуру; все линии в едином ритме устремляются к нему, будто рифмуются друг с другом. Наклоненной вперед голове воина отвечает вихрем отброшенный назад — в резких зигзагах складок — плащ. Смело пересекает всю композицию по диагонали тонкая черная линия копья. Как ликующая зримая музыка воспринимается эта икона. Мелодические повторы линейных рит­мов приобретают особое богатство в тонких коло­ристических созвучиях. Оливково-зеленый тон плаща и горок под ногами лошади, голубые, теп­лые коричнево-желтые, фиолетовые оттенки в фи­гуре Георгия звучат особенно интенсивно на фоне пылающей киновари. Художник, как и подобает поэту-сказочнику, не ищет натуральной достоверности. Таких коней и таких всадников «не бывает». Но образ торжест­вующего воина обладает непререкаемой убеди­тельностью. Высокая правда этого образа в той особой красоте, которую сумел передать мастер. В основе его приемов — впечатления бытия. В натуре разглядел он эту удивительную музыку форм, линий, цветовых созвучий. Но все это он переплавил в своем поэтическом воображении. В Древней Руси было одно слово, удивительно точно передающее образный строй иконы. Желая передать необыкновенную красоту создания художника, старинный книжник говорил об об­разе, что он «измечтан», создан мечтою, творче­ской фантазией. «Измечтан»   неведомым  нам   новгородским  ико­нописцем и наш Георгий. Автор - М. В. АЛПАТОВ 18.08.2006