Русский натюрморт конца XIX - начала XX века - часть 1

Тугие, блестящие белые головки молодого лука, пышная зелень капусты, баранья туша, сочащаяся кровью на кирпичном полу кухни, красноречиво повествуют о неисчерпаемой щедрости и мощи матери-природы. Кисти и краски на столе в мастер­ской, картон с неоконченным наброском, гипсовый слепок античной скульптуры пе­реносят нас в атмосферу труда живописца. Букет полевых цветов рядом с недопитой чашкой чая и раскрытой книгой позволяют заглянуть в душевный мир человека. Все это, воплощенное художником на холсте или бумаге, носит название натюр­морта. , то есть нечто неодушевленное. Иными словами, речь идет об изображении предметов, сопутствую­щих человеку в его ежедневной жизни, будь то вещи, сделанные им самим, или то, что берет он у природы. В натюрморте выражается отношение человека к окружающему миру. В нем раскрывается то понимание прекрасного, которое присуще художнику как человеку своего времени. Как определенный вид или жанр живописи натюрморт знает в истории искусства свои расцветы. Широко известен, например, голландский натюрморт столетия. Не менее ярким для этого жанра был в европейской живописи период конца прош­лого и начала нынешнего века. В истории русского искусства натюрморт появляется в веке. Обычно в станковом натюрморте того времени целью является иллюзио­нистически точное изображение предмета, дающее зрителю своеобразную радость узнавания знакомой вещи. Декоративные натюрморты, помещенные где-нибудь над дверями парадной дворцовой анфилады, составленные из цветов и фруктов, напротив, были призваны создавать общее впечатление чего-то нарядного, праздничного. Очень интересны натюрморты, исполненные в 20 - 40-х годах века. В каче­стве примера можно привести прелестные маленькие акварели и гуаши Ф. П. Толстого. С большой теплотой, с ювелирной тщательностью изображены им срезанные цветы в прозрачном стекле, окруженные птичками, бабочками и мушками, с непременной капелькой росы где-нибудь на лепестке, сделанной с целью вызвать оптическую иллю­зию реальности. Не менее типичны для этого периода и полотна И. Т. Хруцкого с букетами пышных садовых цветов, с корзинами прозрачного винограда и желтых персиков. Они исполнены чрезвычайно тщательно и почти всегда, как и работы Тол­стого, украшены какой-либо забавной иллюзионистической деталью. Однако и работы Хруцкого и миниатюры Толстого при всем их художественном обаянии имели еще весьма ограниченное значение для развития нашего искусства. столетия натюр­морт был явлением сравнительно редким. И только на рубеже прошлого и нынешнего веков он вырос в художественное явление мирового значения. . Одно из главных мест принадлежит здесь работам И. И. Леви­ . Они не велики по размеру, скромны по замыслу и, как правило, представляют букеты полевых или каких-либо обычных садовых цветов. В фиалках и незабудках” (1889, Третьяковская галерея) превосходно передана хрупкость бледно-желтых ночных фиалок и воздушность мелких голубых незабудок, прекрасно гармонирующих с простой деревенской кринкой. Очень хороши , близкие первому натюрморту по своему мотиву. Они выдержаны в теплой зеленовато-коричневой красочной гамме, в которой так органично звучат и поливная глина простой молочной кринки и желтые головки цветов. Сходный характер имеет и . Эти работы Левитана, в сущности, еще традиционны: букеты взяты изолированно от окружающего их пространства комнаты, на нейтральном фоне. Задача здесь ясна и проста: возможно более убедительно передать неповторимую прелесть выбранной натуры. Однако в эти же годы в творчестве К. А. Коровина (1861 1939) и В. А. Серова (1865-1911) можно ощутить новые веяния. Характер новых тенденций можно определить как стремление художников свя­зать натюрморт - и сюжетно и живописно - с окружающей средой. „Мертвую натуру” выносят в пленэр, то есть на воздух, под открытое небо, связывают с пейзажем или же, напротив, органически соединяют с интерьером комнаты. В натюрморте хотят увидеть отражение мироощущения конкретного человека, его жизненного уклада, наконец - его настроения. Одно из ранних полотен Коровина прекрасно иллюстрирует эти новые тенденции. Речь идет об изображении дружеского общества на даче художника В. Д. „За чайным столом” (1888, музей-усадьба В. Д. . Картина написана почти в пленэре - на террасе загородного дома. За столом сидит жена художника, рядом мирно беседуют ее сестра и сестра самого Поленова - обе молодые талантливые художницы. Целью живописца было передать ощущение теплого летнего дня, прелесть непринужденной дружеской беседы. Бодрящая свежесть, исходящая от солнечной зелени, от молодых лиц, в большой мере создается и натюрмортом - этим зрелищем красных спелых ягод в белой тарелке, белизной свежей скатерти, молоком, налитым в высокие прозрачные стаканы. Внутреннее, эмоциональное единство, в котором нахо­дится все изображенное в картине, достигается прежде всего чисто живописным реше­нием полотна. И фигуры людей, и пространство природы, и предметы сервировки накрытого стола - все написано с учетом той световоздушной среды, которая их окру­жает. Пронизанная солнцем зелень сада отбрасывает зеленоватый свет на лица людей. Зеленоватыми и золотыми бликами искрится самовар в центре стола. Мягко поблескивает стекло стаканов, отражая и вместе с тем пропуская свет. Легкие холодные тени лежат на скатерти, на белой, тщательно отглаженной блузе молодой женщины; в свою очередь, свет, отраженный от блузы, от скатерти, еще более высветляет те немногие легкие тени, которые есть в картине. (1887, фрукты на переднем плане картины лишь аксессуар, то есть нечто дополняющее созданный здесь образ. Внимание художника устремлено главным обра­зом на юную В. Мамонтову. Вместе с тем изображение персиков составляет самостоя­тельную художественную задачу. Серов определяет чисто живописными средствами их место в пространстве картины. Он „находит” собственный желтый цвет плодов, сопоставляя их с белой скатертью, с желто-зеленым листом клена, с зеленоватым све­том, льющимся в окно из сада. Он различает зеленые, лимонно-желтые и золотисто-желтые тона на их неодинаково освещенных неровных боках. Ощущение бархатистости фактуры персиков достигается сопоставлением их с гладким полотном скатерти и полированной поверхностью серебряного фруктового ножа, на котором играют яркие блики света. Персики, столь внимательно рассмотренные художником, служат как бы ключом ко всему колористическому построению картины, к ее замыслу. Ведь именно этот рассеянный дневной свет летнего дня, „формирующий” персики, является опре­деляющим для всего эмоционального и живописного строя картины, подчеркивая детскую свежесть модели. Так открывается новая страница в истории русской реали­стической живописи. В этих работах Коровин и Серов положили начало дальнейшему развитию натюр­морта. Аналитический характер последнего был принципиально отличен от той, по существу, антихудожественной продукции, которая наводняла буржуазные салоны того времени. Главным в салонном натюрморте было натуралистически понятое сход­ство изображения с предметом. Особенно тут ценилась этюдная легкость манеры или, напротив, ювелирная отделка живописной поверхности. Во всех случаях непременными были внешняя красивость композиции, „роскошь” общего впечатления. Идеальным воплощением подобных принципов может служить огромное мастерски выполненное полотно К. Е. Маковского (1839-1915) „В мастерской художника” (1881, Третьяков­ . Картина поражает истинно „натюрмортным” нагромождением богатых тканей, экзотических фруктов, антикварных редкостей. Маленький золотоволосый кукольно-красивый мальчик и огромная породистая собака кажутся простыми экспо­натами этой буржуазной выставки предметов роскоши. Не случайно, что рассмотрение нового этапа в развитии натюрморта как жанра было начато в этом очерке с портретных работ Серова и Коровина. Стремление худож­ников расширить границы натюрморта, теснее связать его с человеком, с окружающим миром приводит во многих случаях к органичному слиянию этого жанра с портретом, пейзажем, интерьером и бытовой живописью. Изображение „мертвой натуры” стано­вится здесь более многозначительным, превращается в активное средство раскрытия образа. И это характерно не только для начальных этапов, но и для всего интере­сующего нас периода развития натюрморта. В. Д. Поленова (1844-1927) „Больная” (1886, Третьяковская галерея) . Комната и распростертая на постели фигура больной погружены в глубокую тень. Сущность происходящего раскрывается в освещенной компактной группе предметов, расположенной на столе у постели. Этот натюрморт чрезвычайно содержа­телен. Яркая лампа с зеленым абажуром - единственный источник света в комнате, единственное яркое цветовое пятно в композиции картины. Полуобгорелый абажур плотно надвинут на стекло справа, чтобы свет не тревожил больную. Его лучи выхва­тывают из темноты лихорадочно смятые подушки и простыни, стакан с водой, стеклян­ный графин, коробочки и пузырьки с лекарствами, какие-то листки бумаги (очевидно, рецепты врача). Слева, в голубой и красной обложках, вероятно, домашние лечеб­ники,-все в закладках, потрепанные от постоянного употребления. Возможно также, что это альбомы или книги, которыми развлекали больную. Как бы то ни было, зрителю совершенно ясно, что вся жизнь сейчас сосредоточена вокруг этого стола, этих пред­метов, как бы вобравших в себя драматизм изображенного события. Натюрморт играет здесь активную роль в создании настроения картины. Не менее характерен натюрморт, выдвинутый на первый план, в известной картине К.Маковского „Алексеич” (Третьяковская галерея) . Фигура человека рисуется уже за ним, дальше от зрителя. Образ скромного, благодушного старика целиком раскрывается в той тихой радости, которой наполняет его предвкушение мирного одино­кого чаепития. Кипящий самовар с уютно пристроившимся на конфорке чайником, горбушка мягкого ситного хлеба, малиновое варенье в стеклянной, тщательно завя­занной банке, бережно накрытая аккуратно сложенным полотенцем коробка с чаем и сахаром - во всем этом ощущение тепла и покоя, столь дорогих неприхотливому человеку. Б. М. Кустодиева (1878-1927) . Достаточно вспом­нить его пышных купчих, убранных в атлас и кашемир, медленно движущихся мимо торговых рядов. Справа и слева от них в лубяных коробах, на прилавках и просто на мостовой лежат горы астраханских арбузов, красных яблок. В окнах лавок, тор­гующих „колониальным товаром” , синеет виноград, а двери украшены пестрыми выве­сками, гиперболически изображающими изобилие всяческих земных плодов. 21.08.2006