МИНИАТЮРА ИЗ РУКОПИСИ «ЛЕЙЛИ И МЕДЖНУН». ГЕРАТСКАЯ ШКОЛА. XV в.

МИНИАТЮРА ИЗ РУКОПИСИ «ЛЕЙЛИ И МЕДЖНУН». ГЕРАТСКАЯ ШКОЛА. XV в. В миниатюрах, иллюстрирующихпоэтические произведения средневекового Востока, мы восхи­щаемсябезудержнойфантазиейнарода,создав­шего искусство изумительной красоты. «И я... вдруг увидел девушку, подобную качаю­щейсяветви, стомнымиглазами, вытянутыми бровями и овальными щеками, и была она в ру­башке гранатового цвета и плаще из Сана, и ве­ликая белизна ее тела одолевала красоту ее ру­башки, из-под которой поблескивалидве груди, подобные гранатам,иживот,точносверток коптской материи со складками, похожими на свитки белой бумаги, наполненныемускусом. И на ее шее, о повелитель правоверных, была ла­данка из червонного золота, которая спускалась между грудей, а на блюде ее лба был локон, по­добный черной раковине, и брови ее сходились, глаза были огромны и щеки овальны, а нос — с горбинкой, и под ним были уста, как кораллы, и жемчужные зубы, и благовония как бы одолели ее». Это из «Книги тысячи и одной ночи». Хотя Коран — священная книга мусульман — запрещал изображать живые существа («Берегитесь изображать господа или человека, а пишите только деревья, цветы и неодушевленные пред­меты»), этот запрет нарушался восточными живописцами, особенно когда речь шла об украшении книг, отличавшемся изощренной роскошью. Иранская миниатюра к XV столетию достигла своего расцвета. В первые десятилетия века воз­вышается гератская школа миниатюры, которая была основана правителем Герата Шахрухом и его сыном Байкары — наследниками гроз­ного Тимура. Великий поэт XV века Алишер На­вои писал, что последний тимурид, Байкары Мирза, был покровителем искусств и «благодаря его заботам выросло так много бесподобных кал­лиграфов, художников, музыкантов и певцов, как неизвестно, появятся ли (они) при каком-нибудь другом правителе». Среди этих «беспо­добных» был живописец Камаледдин Бехзад, искусство которого, проникнутое интересом к че­ловеку, формировалось в тесной дружбе мастера с великими поэтами — Джами и Навои. Вокруг Бехзада и его учителя, главы придворной мастер­ской Мирака Наккаша выросла целая плеяда живописцев. Создание манускрипта было долгим и кропотли­вым трудом многих людей:прорисовщика, кото­рый черным или красным контуром наносил ри­сунок,живописца,каллиграфа, позолотчика, украшавшего рукопись золотыми орнаментами. Послеэтого страницы манускрипта тщательной выглаживалиполированнымагатомилихру­стальным яйцом, от чего поверхность бумаги де­лалась упругой и блестящей, как будто покрытой лаком. В рукописях гератской школы плоскостный де­коративный стиль, столь характерный для восточ­ной миниатюры, приобретает новыечерты,свя­занные с гуманистическимиидеаламипоэзии XV века. Возникает стремление показать фигуру в движении, передать поэзию человеческой души, выраженную в пластическом богатстве тела. Поскольку иллюстрация мыслилась не самостоятельным произведением, а частью книги, она своей композицией,колористической гаммой строго соотносилась с общим стилем рукописи: с характером шрифта, с размером и декором полей. Живописец искал также колористического и пластического соответствия возвышенной поэтичности самого текста. В миниатюре «Лейли и Меджнун в пустыне» рассказана меланхолическая притча о Меджнуне, удалившемся в пустыню и совсембыло собравшемся умирать от неразделенной любви, но вовремя найденном там Лейли. Мы видим, как голова героя покоится на коленях девушки, грациозно склонившейся над ним и с нежностью смотрящей в глаза возлюбленного. Она одета в алую одежду, и брови ее, как два черных полумесяца, удлиняются над тонкой стрелой носа. Фигуры Лейли и Меджнуна,изображенныеяркими декоративными пятнами, выделяются на фоне охристогомягкогопейзажа. Ихотяпространство миниатюры условно, так же как условны пропорции людей, животных и растений, гератский художник стремится отвлеченный орнаментальный фон миниатюрысделать реальной средой, окружающей человека. Сказочная игра прихотливого орнамента, сотканного из рисунка ветвей, скал, цветов и животных, позволяет гла­зу без устали переходить от изображения к изо­бражению и бесконечно любоваться ими. Поверх­ность земли на иллюстрации поднимается почти отвесно и на дальнем плане замыкается кулиса­ми гор. Художник как бы парит над этой сценой; он сверху видит и героев, и животных, пришед­ших на водопой. Добродушно глядит на зрителя лев, а голубая пятнистая пантера отдыхает, вы­тянувшись во всю длину своего грациозного тела. Начинаясь у нижней границы живописной рамы, убегает к голубым скалам ручей. Напоенные его влагой берега укрыты ярким убором трав и цве­тов. Все предметы изображены без перспектив­ного сокращения, одинаково близко, и поэтому кажется, что художник помещает себя в изо­бражение, сливается с его ритмами, делается его участником, а не только зрителем, созерцающим сцену извне. Так же, как отсутствует перспективное сокраще­ние, в миниатюре нет и лепки формы светотенью. Изображение создано декоративными пятнами, четкими силуэтами, переливами красочных форм. Всем своим строем: сложным переплетением вплавленных друг в друга ритмов и силуэтов, бо­гатой красочной палитрой, в которой голубовато-зеленые пятна охлаждают общую теплую гамму миниатюры, условным языком изображения с це­лой россыпью деталей, написанных с поэтической фантазией, — иллюстратор достигает лирического и просветленного звучания темы прекрасной любви. Автор - М. В. АЛПАТОВ 18.08.2006